Автор анализирует место и роль суда надзорной инстанции в уголовном процессе в изменившихся, по сравнению с обстоятельствами зарождения, исторических условиях. Вносит и обосновывает предложения, направленные на определение и уточнение целей, полномочий и состава Президиума Верховного Суда РФ при пересмотре вступивших в законную силу судебных актов в порядке надзора, а также изменение названия самой инстанции.

В статье механизм принятия процессуальных решений показан через призму теории «двойного зажима». Автор теории Г. Бейтсон сформулировал ее для описания ситуаций, в которых человек, что бы он ни делал, не может победить. Проанализированы способы, которые используют процессуальные акторы в попытке выстроить логически последовательную правоприменительную деятельность. На примере из следственной практики показана социальная опасность «двойного зажима» и предложена стратегия его преодоления.

Как известно, междисциплинарные институты «мировая юстиция» (Justice of the Pease), «примирение» (Reconciliation), «медиация» (Mediation), взаимовыгодное соглашение сторон (Plea Bargaining) и третейское разбирательство в режиме ad hoc (Arbitration proceedings) являются одними из самых смелых инновации Великой судебной реформы 1864 г., которую принято именовать «Идеал неведомой дотоле справедливости и правосудия»**, не только успешно функционировали в царской России, но и успешно доказали свою жизнеспособность в России XXI в. Исследованию данных социально-правовых по сути своей процессуальных феноменов была посвящена научно-практическая конференция «Примирительные процедуры в Российской Федерации: актуальное состояние и перспективы развития», которая состоялась 5 марта 2025 г. в Институте государства и права Российской академии наук. В статье приводится критический анализ некоторых аспектов научной дискуссии, развернувшейся по поводу института примирения.

В статье на примере анализа четырех лет расследования и судебного разбирательства конкретного, по своей сути самого элементарного, уголовного дела исследуется система конструкции, консервации, выявления и деконструкции процессуальных ошибок (следственных, прокурорских и судебных).

Критически оценивая правовую природу и практику института привлечения в качестве обвиняемого в уголовном судопроизводстве России, в его соотношении с материально-правовым актом привлечения к уголовной ответственности автор приходит к выводу, что в силу общей бюрократизации процесса как первый, так и второй акт фактически утратили свое исходное назначение быть определяющей материальной и процессуальной гарантией личности и правосудия в уголовном процессе.

В статье рассмотрены основания юридической ответственности государства перед участниками уголовного судопроизводства за причиненный им вред от незаконной уголовнопроцессуальной деятельности. Основное внимание обращено на процедуру возмещения вреда в порядке ч. 3 ст. 133 УПК РФ, которая имеет принципиальные различия с порядком возмещения вреда реабилитированному с использованием судебной процедуры, регламентируемой ст. 399 УПК РФ. На основе судебных дел, содержание которых выявляет проблемы установления оснований возмещения вреда, причиненного незаконной уголовно-процессуальной деятельностью, в частности незаконным применением мер процессуального принуждения, сделаны выводы, что традиционный гражданский процессуальный порядок возмещения ущерба, причиненного незаконным ведением уголовного судопроизводства, зачастую не соответствует разумному сроку судопроизводства и что не любой вред, нанесенный участникам уголовно-процессуальной деятельности принудительными процессуальными мерами, может и должен быть возмещен в рамках принятой на себя ответственности государства перед участниками уголовного судопроизводства.

В статье представлены результаты анализа современной правоприменительной практики по уголовным делам о неправомерном использовании электронных платежных средств при совершении мошеннических действий, а также проведена классификация признаков, указывающих на отличия мошенничества и кражи с банковского счета. Подчеркивается, что применение уголовного закона на практике при квалификации мошенничества с использованием электронных средств платежа связано с отсутствием единообразной следственно-судебной практики, когда одни и те же деяния квалифицируются по-разному. На основе анализа практики совокупного применения статей Уголовного кодекса РФ (УК РФ), предусматривающих ответственность за кражу и мошеннические действия, делается предварительный вывод об избыточности нормативного регулирования деяний, направленных на мошенничество с использованием электронных средств платежа. Вместе с тем отмечается, что наличие в правоприменительной практике, пусть и незначительного количества, уголовных дел по ст. 159.3 УК РФ предопределяет необходимость выделения основных критериев разграничения хищений по способу совершения.

Основная цель уголовного судопроизводства — раскрытие максимально возможного числа преступлений, изобличение всех виновных, назначение каждому из них справедливого наказания. Приговор (как обвинительный, так и оправдательный) должен быть основан только на системной совокупности доказательств — информации, обладающей качествами (свойствами) достоверности, допустимости и относимости. Информация, которая может быть положена в основу приговора, добывается специально на то уполномоченными субъектами процесса и только в рамках следствия, как предварительного, так и судебного. В романо-германской континентальной системе судопроизводства право поставить соответствующее «клеймо качества» («пробу») на добытую по делу информацию принадлежит только следователю (дознавателю) и суду. Сказанное означает, что и следователь (дознаватель), и суд, фактически будучи единой уголовно-процессуальной корпорацией, выполняют одну и ту же функцию — сбора, закрепления, анализа и оценки доказательств, что автоматически предполагает необходимость взаимодействия (сотрудничества) между ними. В настоящей статье анализируются некоторые аспекты генезиса, эволюции взаимодействия органов предварительного и суда по уголовным делам, формы их сотрудничества, а также вопрос доверия между структурами, относящимися к различным ветвям государственной власти (исполнительной и судебной) в рамках единой уголовно-процессуальной корпорации.

Основная цель уголовного судопроизводства — раскрытие максимально возможного числа преступлений, изобличение максимального числа виновных, назначение каждому из них справедливого наказания. Общее правило: приговор (как обвинительный, так и оправдательный) должен базироваться только на системной совокупности доказательств — информации, обладающей качествами (свойствами): достоверности, допустимости, относимости и достаточности. Доказательства добываются исключительно специально на то уполномоченными субъектами процесса в рамках следствия предварительного и судебного. В романо-германской континентальной системе судопроизводства право поставить соответствующее «клеймо качества» на информацию, добытую по делу, принадлежит только следователю (дознавателю) и суду. Данные субъекты процесса — единая уголовно-процессуальная корпорация (открытая система), выполняющая общую функцию сбора, закрепления, анализа и оценки доказательств. Это обстоятельство обусловливает необходимость взаимодействия (сотрудничества) между ними. В настоящей статье анализируется уголовно-судебное право о следствии предварительном и судебном, критерии доверия общества, в том числе и профессионального сообщества, к результатам предварительного расследования и судебной деятельности; а равно особенности коммуникационных практик между следователем и судом по конкретным делам. Самостоятельным направлением исследования является обозначение роли многочисленных «посредников» в системе отношений «следователь — суд», в число которых входят участники процесса как со стороны обвинения (прокурор, потерпевший, представители последнего, гражданский истец), так и защиты (обвиняемый, его защитники и представители). Важными элементами анализируемой системы являются участники процесса, не имеющие в нем собственного интереса.

Автор исследует взаимодействие как универсальную научную категорию и на примере следователя и суда выделяет признаки и особенности взаимодействия в уголовном процессе. Показано, что взаимодействие следователя и суда возникает не только на досудебных, но и на судебных стадиях уголовного судопроизводства. Наряду с теоретическими выявлены и практические проблемы такого взаимодействия, предложены пути их решения.

Через призму конкретного постановления Конституционного Суда РФ рассматривается проблема возобновления производства по уголовному делу ввиду новых, иных новых и вновь открывшихся обстоятельств в отсутствие соответствующего заключения прокурора.

Уголовно-процессуальный кодекс РФ относится к континентальной, смешанной, следственно-состязательной модели уголовного судопроизводства. Состязательность проявляется в нем преимущественно на судебных стадиях. На стадиях досудебного производства превалируют следственные (инквизиционные) начала. Распределение процессуальных функций на предварительном расследовании фактически отклоняется от состязательной модели, обнаруживая тенденцию к разделению функций расследования и уголовного преследования. Инквизиционные элементы должны быть изжиты, ибо смешанный тип процесса относится к эпохе модерна, тогда как современная публичная состязательность есть принадлежность новой, постмодернистской и постиндустриальной эпохи.

В статье рассматриваются процессуальные проблемы, связанные с рассмотрением гражданского иска, предъявленного в защиту имущественных прав государства, в рамках уголовного судопроизводства. Показано, что УПК РФ не называет государства в числе лиц, могущих занять процессуальный статус гражданского истца. Исследуется вопрос о судьбе гражданского иска в условиях прекращения производства по уголовному делу. Вскрыта проблема возможного пропуска срока исковой давности в связи с затянувшимся расследованием уголовного дела.

Анализируются некоторые следственные, прокурорские и судебные ошибки, исследуется механизм их появления, процессуального закрепления и консервации в итоговых судебных решениях. Одной из причин появления анализируемых ошибок также является низкое качество адвокатской правозащитной деятельности. Рассматривается процесс деконструкции судебных ошибок в целом, его основные этапы.

Бесспорно, «злые языки страшнее пистолета», а «клеветник подлостью велик» и в силу данного обстоятельства должен «ждать палки», то есть — быть сурово наказан (ст. 128.1 Уголовного кодекса РФ). В то же время судебная практика свидетельствует, что обвинение в клевете бывает обоснованно далеко не всегда; не случайно в народе говорят: «Ложь бывает и спроста, а клевета всегда с умыслом». На конкретных примерах анализируются судебные ошибки, выявленные по делам о клевете.

В статье предпринята попытка рассмотреть с позиций критического анализа дискреционные полномочия судей, правовой механизм их формирования и реализации, выявить недостатки, органически присущие этому феномену.

В конце 2022 г. российский законодатель нормализовал дистанционное участие подсудимых в судебном разбирательстве. Теперь применение видео-конференц-связи возможно даже против их воли и не требует наличия чрезвычайных причин. В этом контексте несомненный интерес представляет опыт Австрии. Австрийский Верховный Суд еще в 2012 г. приравнял дистанционное участие подсудимого к его отсутствию. Эта правовая позиция сохраняет свою актуальность и в наши дни. Хотя в период пандемии применение видео-конференц-связи в уголовном процессе было расширено, австрийский законодатель по-прежнему считает этот шаг мерой чрезвычайного характера.

В статье рассматриваются существующие в настоящее время проблемы законодательного регулирования вопроса допустимости в качестве доказательств результатов оперативно-разыскной деятельности, в том числе полученной таким способом компьютерной информации, препятствующие возможности признания ее электронным доказательством и полноценному использованию в доказывании.