В статье рассмотрены основания юридической ответственности государства перед участниками уголовного судопроизводства за причиненный им вред от незаконной уголовнопроцессуальной деятельности. Основное внимание обращено на процедуру возмещения вреда в порядке ч. 3 ст. 133 УПК РФ, которая имеет принципиальные различия с порядком возмещения вреда реабилитированному с использованием судебной процедуры, регламентируемой ст. 399 УПК РФ. На основе судебных дел, содержание которых выявляет проблемы установления оснований возмещения вреда, причиненного незаконной уголовно-процессуальной деятельностью, в частности незаконным применением мер процессуального принуждения, сделаны выводы, что традиционный гражданский процессуальный порядок возмещения ущерба, причиненного незаконным ведением уголовного судопроизводства, зачастую не соответствует разумному сроку судопроизводства и что не любой вред, нанесенный участникам уголовно-процессуальной деятельности принудительными процессуальными мерами, может и должен быть возмещен в рамках принятой на себя ответственности государства перед участниками уголовного судопроизводства.

В статье представлены результаты анализа современной правоприменительной практики по уголовным делам о неправомерном использовании электронных платежных средств при совершении мошеннических действий, а также проведена классификация признаков, указывающих на отличия мошенничества и кражи с банковского счета. Подчеркивается, что применение уголовного закона на практике при квалификации мошенничества с использованием электронных средств платежа связано с отсутствием единообразной следственно-судебной практики, когда одни и те же деяния квалифицируются по-разному. На основе анализа практики совокупного применения статей Уголовного кодекса РФ (УК РФ), предусматривающих ответственность за кражу и мошеннические действия, делается предварительный вывод об избыточности нормативного регулирования деяний, направленных на мошенничество с использованием электронных средств платежа. Вместе с тем отмечается, что наличие в правоприменительной практике, пусть и незначительного количества, уголовных дел по ст. 159.3 УК РФ предопределяет необходимость выделения основных критериев разграничения хищений по способу совершения.

Через призму конкретного постановления Конституционного Суда РФ рассматривается проблема возобновления производства по уголовному делу ввиду новых, иных новых и вновь открывшихся обстоятельств в отсутствие соответствующего заключения прокурора.

Уголовно-процессуальный кодекс РФ относится к континентальной, смешанной, следственно-состязательной модели уголовного судопроизводства. Состязательность проявляется в нем преимущественно на судебных стадиях. На стадиях досудебного производства превалируют следственные (инквизиционные) начала. Распределение процессуальных функций на предварительном расследовании фактически отклоняется от состязательной модели, обнаруживая тенденцию к разделению функций расследования и уголовного преследования. Инквизиционные элементы должны быть изжиты, ибо смешанный тип процесса относится к эпохе модерна, тогда как современная публичная состязательность есть принадлежность новой, постмодернистской и постиндустриальной эпохи.

В статье рассматриваются процессуальные проблемы, связанные с рассмотрением гражданского иска, предъявленного в защиту имущественных прав государства, в рамках уголовного судопроизводства. Показано, что УПК РФ не называет государства в числе лиц, могущих занять процессуальный статус гражданского истца. Исследуется вопрос о судьбе гражданского иска в условиях прекращения производства по уголовному делу. Вскрыта проблема возможного пропуска срока исковой давности в связи с затянувшимся расследованием уголовного дела.

Анализируются некоторые следственные, прокурорские и судебные ошибки, исследуется механизм их появления, процессуального закрепления и консервации в итоговых судебных решениях. Одной из причин появления анализируемых ошибок также является низкое качество адвокатской правозащитной деятельности. Рассматривается процесс деконструкции судебных ошибок в целом, его основные этапы.

Бесспорно, «злые языки страшнее пистолета», а «клеветник подлостью велик» и в силу данного обстоятельства должен «ждать палки», то есть — быть сурово наказан (ст. 128.1 Уголовного кодекса РФ). В то же время судебная практика свидетельствует, что обвинение в клевете бывает обоснованно далеко не всегда; не случайно в народе говорят: «Ложь бывает и спроста, а клевета всегда с умыслом». На конкретных примерах анализируются судебные ошибки, выявленные по делам о клевете.

В статье предпринята попытка рассмотреть с позиций критического анализа дискреционные полномочия судей, правовой механизм их формирования и реализации, выявить недостатки, органически присущие этому феномену.

В статье рассматриваются существующие в настоящее время проблемы законодательного регулирования вопроса допустимости в качестве доказательств результатов оперативно-разыскной деятельности, в том числе полученной таким способом компьютерной информации, препятствующие возможности признания ее электронным доказательством и полноценному использованию в доказывании.

В статье на примере одного судебного решения делается попытка исследования проблем судебной практики по преодолению пробелов в правовом регулировании законодательных подходов к оценке жестокого обращения с животными (ст. 245 УК РФ).

В статье анализируется новый принцип уголовно-процессуального права Республики Армении — принцип запрета неправомерного поведения. Анализируются содержание данного принципа, причины и специфика его введения в Армении. Отмечается, что данный принцип является новеллой для уголовно-процессуального права стран постсоветского пространства. Делается вывод, что Российской Федерации целесообразно использовать опыт Республики Армении в соответствующей сфере.

Исследуется имеющее прецедентное знание определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ (правовая позиция), в котором констатируется: формальные пробелы в отраслях права семейного и гражданского — базовая причина незаконного осуждения лица, состоящего в «гражданском браке», за «хищение» части совместно нажитого имущества.

В работе показана значимость специальных познаний для правильной квалификации деяний, связанных с возбуждением социальной, расовой, национальной или религиозной ненависти либо вражды в контексте общего предупреждения перерождения их в терроризм и геноцид. Установлено, что чаще всего ошибки при проведении экспертизы связаны с расширением границ компетенции эксперта, процедурой организации экспертизы и с особенностями идентификации. Обоснован вывод, что выявление и учет типичных ошибок, допускаемых при производстве экспертизы материалов, связанных с разжиганием ненависти либо вражды, будут способствовать повышению доказательственного уровня заключений эксперта при снижении количества времени, затраченного на ее проведение. В результате проведенного исследования выявлена необходимость разработки универсального механизма оценки игрового контента на предмет выявления признаков экстремизма и терроризма.

В статье воссоздана хронология развития уголовно-процессуального законодательства России по цифровизации уголовного судопроизводства и выделены основные ее направления. Обосновано, что внедрение цифровых технологий в уголовный процесс оказывает глубинное воздействие на его фундаментальные категории. Мы наблюдаем замену исторической формы (модели) уголовного процесса на новую, а фактически реинкарнацию старой — инквизиционной, но на новой — цифровой платформе.

В статье автором рассматриваются вопросы правовой регламентации и правоприменения института возвращения уголовного дела судом на доследование. Выявляются наиболее распространенные основания для реализации данного института, основные ошибки, допускаемые правоприменителями, формулируются предложения по преодолению существующих проблем.

Обосновывается вывод: практика привлечения судей к дисциплинарной ответственности в виде досрочного прекращения полномочий только на основе результатов ОРД, представленных судейскому сообществу напрямую правоохранительными органами, не отвечает критерию законности, поскольку эти результаты были проверены процессуальным путем, в силу чего не имеют доказательственного значения при привлечении лица к юридической ответственности.

Статья посвящена исследованию историко-правовых основ институционализации судов с участием присяжных заседателей. Автор отстаивает точку зрения, что, будучи изначально британским институтом, начиная со второй половины XVIII в. суд с участием присяжных начал свою широкую и необратимую экспансию на европейском континенте и за его пределами. Несмотря на свое якобы английское происхождение (если брать за основу Средневековье), в действительности институт коллегии присяжных претерпел весьма длительную апробацию в России с 1864 по 1920 г., причем данная конституционно-правовая модель имеет неоспоримые преимущества по сравнению с коллегией профессионального судьи и двух народных заседателей. Этому главным образом способствует институциональное разграничение процессуальных функций профессионального правосудия и участия народа в отправлении правосудия по уголовным делам.

В статье рассматриваются особенности перспективной отечественной модели уголовного судопроизводства, в частности изменения деятельности института присяжных заседателей в России. Современная модель судопроизводства с участием присяжных заседателей нуждается в пересмотре.