Уже более двух десятилетий в нашей стране решения о применении наиболее строгих мер уголовно-процессуального принуждения и производстве следственных действий, затрагивающих основные права личности, принимают судьи общей юрисдикции. И все это время они подвергаются критике за то, что удовлетворяют подавляющее большинство ходатайств должностных лиц органов предварительного расследования об этих мерах и действиях. Хотя рассматриваемое направление деятельности судей не было и вряд ли будет идеальным, поскольку идеальных видов социальной деятельности не существует, но не все упреки, высказанные в адрес российских судей, были справедливы. Обоснование этого утверждения – цель данной статьи. В силу ограниченности ее объема, в ней анализируются только те упреки, которые, на взгляд автора, по своей форме и сути умаляют честь и достоинство российских судей.

Это, во-первых, упреки судей в сопротивлении демократическим преобразованиям в сфере уголовного судопроизводства и неспособности избавиться от сложившегося в советскую эпоху отношения к подозреваемому или обвиняемому, как к преступнику. Несправедливость состоит в том, что в их основе, в основном, лежат эмоции, вызванные несбывшимися надеждами, возлагаемыми на суд авторами Концепции судебной реформы и их сторонниками. На самом деле причина несбывшихся надежд заключалась не в сопротивлении судей законодательным преобразованиям и опыте их работы в советских условиях, а в иллюзиях самих авторов, искренне уверовавших в возможность заменой прокурора на судью в системе принятия наиболее важных решений, минимизировать количество мер и действий следственных органов, затрагивающих основные права личности. Если бы судьи руководствовались при принятии рассматриваемых решений возлагаемыми на них надеждами, а не реальными потребностями следственных органов в мерах принуждения и следственных действиях, это повлекло бы пагубные последствия для многих уголовных дел, поскольку именно судьи принимают решения о тех действиях, которые обеспечивают отыскание и закрепление наиболее важных доказательств, и мерах, гарантированно обеспечивающих надлежащий порядок производства по уголовному делу. Не могут же судьи, как представители одной из ветвей власти, отказывать следователю в мерах и действиях, без которых он не в состоянии успешно выполнить необходимую для государства и общества деятельность.

Ни один из авторов, утверждавших, что судебный контроль неэффективен, так и не определил, при каких же показателях данное направление деятельности судов можно считать эффективным? Предположение, что суды должны отказывать в удовлетворении таких ходатайств в процентном отношении не меньше, чем удовлетворяют жалоб участников процесса, поданных на решения, действия (бездействие) органов предварительного расследования и прокурора, представляется неубедительным. Во-первых, в том и другом случае совершенно разные объекты судебного исследования, а потому между решениями, принятыми по их результатам, не может быть корреляционной связи. Во-вторых, высказывая эту мысль, ее авторы опирались на статистические данные за 2006–2009 гг., в которые ежегодно суды удовлетворяли от 17 до 23 процентов жалоб. Но показатели эти к 2015 г. снизились до 6,2%, а в 2020 г. до 4,1%, а это уже меньше в процентном отношении, чем суды отказывают в удовлетворении ходатайств об аресте и производстве некоторых следственных действий.

Такими оценочными категориями, как эффективность или неэффективность, нельзя измерить степень полезности результатов досудебной деятельности суда, так как через них отражаются разные интересы – публичные и частные, а они, как известно, противоположны.