Основой для реализации прав супругов является семейное и гражданского законодательство. Согласно ст. 25 Семейного кодекса РФ, период брака ограничен датой государственной регистрации брака и датой его прекращения. Кроме того, в нормах Семейного кодекса РФ не отражены как понятия фактического прекращения брака, так и его правовые последствия, за исключением весьма ситуационного понятия в п. 4 ст. 38 СК РФ. Существующий социальный и правоприменительный запросы реализуются судами за счет их права расширенно применять и интерпретировать правовые нормы по своему усмотрению.

В России до сих пор отсутствует институт фактического прекращения брака, равно как и его последствий для имущества супругов. В европейской правовой системе, в частности в Испании, даже вопросы, связанные с наследством, прекращаются де-факто на основании действительного прекращения отношений супругов. Общность имущества и его презумпция возникают у супругов в период брака как следствие общности их жизни и совместного ведения хозяйства, а законное расторжение брака не изменяет данного режима их имущества. Однако все чаще встречаются ситуации, когда фактическое прекращение брачных отношений на основании п. 4 ст. 38 СК РФ становится предметом судебных споров в вопросах определения судьбы имущества супругов, которое было приобретено ими в этот период. В указанной норме закона фраза «может признать» стала императивной нормой, а ее применение в правоприменительной практике тесно связано с доказательством факта фактического прекращения отношений. Такое положение дел не только уронило «авторитет» презумпции общности совместно нажитого имущества, но и обязывает одного супруга доказывать природу «брачного» происхождения имущества в подобных спорах, а другого — что спорное имущество не имеет «семейственного» происхождения. Позиция Верховного Суда РФ обязывает истца доказывать свою позицию относительно того, что спорное имущество было приобретено на его личные доходы. Мы убеждены, что фактическое прекращение брака не является причиной неприменения презумпции общности имущества супругов, и напротив, выделение в данный период некоего личного имущества супругов и существующая правоприменительная практика могут ущемлять интересы членов семьи.

Чтобы доказать невозможность существования личной собственности с правовой точки зрения в период фактического прекращения отношений, достаточно провести «кредитный тест» на данный период и обратиться к правоприменительной практике. Супруги Захаренко заключили брак 11 июля 2009 г., фактически прекратили брак в декабре 2014 г., а вот официально расторгли его 16 марта 2015 г. Истец Захаренко Е.Н. просил суд не только взыскать ½ доли от суммы кредита, взятого в период брака, со своей супруги Захаренко И.В., но и взыскать ½ от сумм платежей по кредиту, осуществленному им в период с декабря 2014 г. по февраль 2015 г., в период фактического прекращения брачных отношений. Верховный Суд применил презумпцию общности супругов на спорный период и посчитал, что самым значимым в этом деле является факт того, были ли кредитные средства потрачены Захаренко Е.Н. на нужды семьи, и бремя доказывания этого факта легло на истца. Используя в своем решении презумпцию общих долгов супругов, Верховный Суд РФ признал кредит и ответственность по нему общими.