Масштабы и следствия современного этапа цифровизации публичного управления и институтов демократии, несомненно, носят экстраординарный характер и порождают не только сверхожидания нового качества управления, нового уровня легитимации власти, но и актуализируют проблемы адекватного правового регулирования этих процессов. Сложность последнего порождается отсутствием единообразия научно-категориального аппарата, острой дискуссией о формах и пределах «электронной» демократии, вплоть до поиска новых смыслов традиционных конституционных институтов прямой и представительной демократии.

Учитывая, что «общество как социальная система представляет собой совокупность коммуникаций», не будем отрицать очевидное: «Определение современного общества предполагает использование характеристики «информационное». Именно коммуникации, в том числе между гражданином и государством, и местным самоуправлением, претерпели и продолжают претерпевать колоссальную трансформацию. Как отмечает С.А. Авакьян, электронно-цифровые технологии меняют окружающий мир, ставят новые задачи перед государством, обществом, гражданам и их объединениями.

В научных публикациях цифровизация публичного управления и конституционных политических институтов получила многочисленные эквиваленты: от цифрового взаимодействия и электронной демократии до цифровой диктатуры, цифрового авторитаризма и безлюдной демократии.

Среди ученых высказывается мнение, что «активная цифровизация политического и правового пространства, …приводит к неуклонному переходу от демократии традиционной к цифровым (электронным) формам народного волеизъявления?». Поясняет данное утверждение А.С. Лолаева в другой своей статье, где отмечается, что «различие между демократией традиционной и цифровой (электронной) носит главным образом технологический характер, диктуемый потребностями научно-технического прогресса, цифровизацией политических процессов. Цифровая (электронная) демократия становится эволюционной трансформацией традиционной демократии». Представляется, что данные суждения не совсем корректны: авторы ссылаются на «традиционную» демократию и «цифровые» (электронные) формы демократии. Полагаем, правильнее говорить как раз об изменении привычных форм и способов выражения волеизъявления, когда граждане с помощью цифровых каналов связи непосредственно выражают свою волю, а демократия остается традиционной – прямой и представительной. Правильнее утверждать, что в условиях цифровой трансформации прямая (непосредственная) демократия расширила инструменты делегирования власти народом, дополнила традиционные каналы коммуникации новыми цифровыми (дистанционными) формами.