В отечественных исследованиях в области международного права обращают на себя внимание термины, которые не встречаются в текстах российских законов и не употребляются учеными-юристами, исследующими российское право и практику его применения. Относительно таких терминов всегда возникает вопрос: в действительности ли они не универсальны, используются для обозначения явлений и процессов, существующих только в международно-правовом пространстве? Либо они наименуют объекты, явления или процессы, для обозначения которых в национальном юридическом языке есть более привычные (а иногда — более удачные) термины?

Одним из таких терминов является «поощрение прав», в отношении которого решить обозначенный вопрос представляется принципиально значимым. Если названный термин не универсален, применим лишь для обозначения специфического вида деятельности субъектов международного права, а нормы, данный вид деятельности регулирующие, не имплементируются в российское законодательство, то его заимствование языком национального права и науки, это право изучающей, в принципе невозможно. В этой ситуации следует принять как объективную данность то, что словосочетание «поощрение прав» было, есть и будет оставаться исключительно термином языка международного права и отечественной науки международного публичного права.

Однако если интересующий нас термин по существу универсален, а нормы международного права, регулирующие «поощрение прав», имплементируются в отечественное законодательство, то очевидную актуальность приобретает вопрос о том, почему существование данного термина игнорируется языком российского права и российской юридической науки. Важно понимать, во-первых, имеет ли его игнорирование под собой рациональные основания и, во-вторых, нужно ли с ним бороться как с потенциальным барьером имплементации в национальное законодательство и реализации в отечественной правовой практике норм международного права в области прав человека.

«Поощрение прав» — термин, возникающий в результате калькированного перевода на русский язык словосочетания promotion of rights, встречающегося в тексте Устава ООН (ст. 68), Международного пакта о гражданских и политических правах (в Преамбуле), Конвенции о правах инвалидов (п. w Преамбулы, п. «c» ч. 1 ст. 4, ч. 2 ст. 33), а также во многих других источниках международного права.

Анализ работ, затрагивающих вопросы поощрения прав в международном праве, не дает оснований утверждать, что в данном случае мы имеем дело с термином, применимым в характеристике деятельности, локализующейся исключительно в международно-правовом пространстве, и в этой связи принадлежащим только языку международного права. Значит, в результате имплементации норм международного права этот термин должен был быть воспринят терминологической системой русского юридического языка. В то же время вряд ли можно считать удивительным тот факт, что он практически не используется: это связано с тем, что ни в литературном русском языке, ни в юридическом языке языковые единицы «поощрение» и «право» не являются сочетаемыми.