Одна из корневых особенностей режима совместной собственности заключается, как известно, в обладании каждым из сособственников, если иное не оговорено их соглашением, правом самостоятельно совершать распорядительные сделки по поводу общего имущества (п. 3 ст. 253 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее — ГК РФ)); соответственно, необходимым и достаточным «в стандарте» является выражение воли хотя бы одним из сособственников, причем любым, и подобный механизм совершения сделки непосредственно санкционирован законом (не нуждается в дополнительном подтверждении со стороны участников совместной собственности). Применительно к совместной собственности супругов речь, понятно, идет о признании надлежащим актором каждого супруга («…супруги, — как верно комментирует предписания ст. 35 Семейного кодекса Российской Федерации (далее — СК РФ) Л.Ю. Грудцына, — распоряжаются общим имуществом по обоюдному согласию, что не исключает возможности совершения сделки… одним…»).

Хотя ни общегражданское, ни семейное законодательство России не идентифицирует супругов в качестве взаимных представителей (ни прямо, ни косвенно, например через указание на то, что они действуют в том числе от лица другого), право совершения сделки одним из участников общей совместной собственности, причем с презюмируемого (если иное не следует из закона) согласия остальных сособственников (см. п. 2 ст. 253 ГК РФ, п. 2 ст. 35 СК РФ), гипотетически может быть оценено как представительское полномочие, опирающееся на указание закона. Данная интерпретация получила определенную поддержку в науке: так, с точки зрения ряда ученых, означенная «презумпция согласия обращена к третьим лицам, …чтобы они понимали, что представительство [здесь и далее курсив в цитатах наш. — Ю.П.] …участника совместной собственности является законным»; «поскольку в совместной собственности нет долей, каждый из супругов имеет одинаковое право на все имущество в целом, …причем при совершении сделок с общим имуществом, — размышляет А.П. Фоков, — каждый супруг выступает законным представителем другого». Мало того, С.О. Пастухова, резко критикуя «представительский» концепт, усматривает в установке толковать «…обязательственно-правовые связи, возникающие между супругами в связи с участием одного из них в сделках по поводу… супружеского имущества, как представительства…» сложившуюся в доктрине тенденцию; правда, приведенное заявление касаемо высокой степени популярности «представительской» трактовки в научном мире кажется нам излишне радикальным — немало исследователей отрицают ее рациональность и целесообразность.