Средневековая полития: реальное в нереальном
Аннотация
В статье рассматриваются особенности средневековой идеологии власти на завершающих этапах их трансформации на пути к нововременным идейным конструкциям, процесс секуляризации, а также юрисдикции теологических доктрин и концепций.
Ключевые слова
Тип | Статья |
Издание | История государства и права № 08/2024 |
Страницы | 2-8 |
DOI | 10.18572/1812-3805-2024-8-2-8 |
В «Монархии» Данте Алигьери средневековый вселенский идеал государства имел свое заключительное звучание. Нововременное национальное сознание продолжало черпать из Вергилиевой идеи вечного Рима все, что удовлетворяло его потребностям и было возможно для усвоения. Подчинение мифа какой-то руководящей идее, не возникающей спонтанно из того же первоисточника, откуда произошел сам миф, неизбежно приводило к увяданию свежей непосредственности и первобытного радования свободной игре жизненных сил, к убыванию поэтической непринужденности. Трансцендентальное воздействие сверхъестественного вело людей по заранее намеченному плану к предопределенной цели. Выработанное понятие «Провидение» Вергилий применял ко всему избранному народу, а также к отдельным выдающимся мужам, ведь боги «спасают те государства и тех государственных деятелей, которые нужны им для выполнения их высокой задачи, и поучают их с помощью откровений, пророчеств, сновидений и чудесных знамений».
Данте Алигьери полагал, что для человеческого созерцания Провидением устанавливается дуализм цели: блаженство земной жизни (земной Рай) и блаженство вечной жизни (небесный Рай). До первого состояния мы идем через философские наставления, а до второго – «путем наставлений духовных, превосходящих разум человеческий, следуя им и действуя сообразно добродетелям теологическим – вере, надежде и любви».
Для Аврелия Августина град земной оставался сосредоточением греха, град небесный – желаемой целью, элементы которой уже присутствуют в земном мире. Обе идеальные формы государства для средневекового мышления существовали неразрывно друг с другом и в тесном взаимодействии. И странствующие грады нетождественны церкви или государству, это два одинаково мистических общества под началом двух противоположных человеческих типов: «Образовались два града потому, что одни живут по человеку, а другие по Богу». Церковь близка со странствующим градом своим влиянием на профанные события в мире в той мере, в какой эти события служат трансцендентной цели построения града Божьего. Благодаря ожиданиям, лежащим вне исторического времени, ход истории осмыслен. Поэтому у римского философа главной темой остается забота об эсхатологической истории веры, скрытой истории внутри секулярной истории, невидимой для тех, кто лишен этой веры («вся августиновская схема служит прославлению Бога в истории»).
Аврелий Августин следует за апостолом Павлом. Государственные институты в сравнении с градом Божьим имеют не просто натуралистический, а греховный характер. Попытка преодолеть, произведенная посредством григорианской доктрины однозначного превалирования духовной власти над светской, приведет к дальнейшему обострению противостояния двух властей.
Сторонники томистского мировоззрения, в свою очередь, попытались подчеркнуть определенную общность государства и церкви. Государство – провиденциальное учреждение, чья компетенция действует до определенного предела; «далее принимает эстафету церковь как в высшей степени и непосредственно сверхъестественное учреждение, совершенствуя общий порядок», превосходящий человеческие возможности. И государство, и церковь призваны воплощать один общий идеал на разных уровнях бытия.