Одним из современных трендов прогресса выступает стремительное развитие биомедицины. Перспективные направления не просто прогнозируют прорывы в лечении заболеваний (начиная с раннего их диагностирования) или в качественном улучшении здоровья, но и создают основу для общественного обсуждения их возможного применения в немедицинских целях. Так, например, возможность геномного редактирования человека на дородовой стадии жизни создает почву для появления обновленной евгеники. Вспомогательные репродуктивные технологии нередко рассматриваются как замена естественного продолжения жизни, реанимируя понятие эктогенеза, когда появление на свет ребенка рассматривается как элемент медицинской услуги, в которой участие родителей сводится к минимуму. Просмотр многих зарубежных изданий указывает, что даже отдаленный потенциал инноваций может привести к таким прогнозам использования, которые сами исследователи вряд ли могут себе вообразить.

Внимание в российской юриспруденции к современной биомедицине носит своеобразный характер. При наличии значительного числа научных работ высокого качества общее транслируемое мнение складывается в сохранении status quo – минимализме в законодательном регулировании. Более того, перспективные предложения о совершенствовании законодательства не могут пробиться через такой архаичный рубеж. Причем среди органов государственной власти присутствует понимание в необходимости реформ, которые также, зачастую по необъяснимым причинам, тормозятся, начиная с низового уровня их инициирования. Неслучайно Президент России в своем приветствии участникам Второго форума будущих технологий, который посвящён инновационному развитию медицины, указал на колоссальные научные перспективы, подчеркнув пожелание, чтобы «уникальные достижения исследовательских команд, врачей-клиницистов как можно быстрее внедрялись в практику, в работу наших больниц, поликлиник». Решение этой задачи невозможно вне соответствующего правового обеспечения. Президент России отметил также открытость в этом вопросе для зарубежных партнеров. Это, в свою очередь, дополнительно обеспечивается компаративистскими исследованиями. В этой части научный интерес вызывает законодательство Германии, которое характеризуется своим консерватизмом и весьма осторожным подходом к разрешению инноваций в сфере биомедицины.

В Германии действует в течение продолжительного времени Закон о защите эмбриона – Gesetz zum Schutz von Embryonen (Embryonenschutzgesetz – ESchG). Обращает внимание, что в него редко вносились изменения (последние были в 2011 г.), что позволяет многим авторам характеризовать его как консервативный, а немецкую ситуацию с защитой эмбриона – «уникальной и противоречивой». Кроме того, немецкий законодатель пошел по пути принятия самостоятельных законов, регулирующих отдельные сферы биомедицины, затрагивающие статус эмбриона, но с внесением изменений в Закон о защите эмбриона. Упомянутые изменения 2011 г. появились благодаря Закону о регулировании преимплантационной диагностики (Gesetz zur Regelung der Präimplantationsdiagnostik (Präimplantationsdiagnostikgesetz – PräimpG), в соответствии с которым в Законе о защите эмбриона появился Раздел 3а. Принятию закона предшествовало решение федерального суда, оправдавшее гинеколога, проводившего такие исследования в отношении пар при реализации вспомогательной репродуктивной технологии (ВРТ). До этого момента отсутствие прямого запрета компенсировалось ограничительными интерпретациями общих правил Немецкой медицинской ассоциации, устанавливающей обязательные решения по вопросам этики для врачей. Эта позиция была поддержана также Парламентской комиссией по праву и этике в современной медицине в 2002 г. Так, в германской юридической науке был сформулирован тезис о недопустимости преимплантационной диагностики.