Если попросить художника, занимающегося описанием природы, ненадолго отвлечься от своей работы и дать оценку некоего труда правоведа — закона, кодекса, трактата, в которых тот выражает свое видение окружающей среды и высказывает определенные представления о том, как ее сохранить и спасти, — то он, скорее всего, начнет с оценки языка. Художник непременно обратит внимание на его сухость и абстрактность. Далее он может указать на некоторые черты произвола, которыми отмечена классификаторская работа юриста, расчленяющего живую ткань природного организма. Несомненно, художника смутит и стремление правовых норм установить общеобязательный и унифицированный порядок для природных явлений. Правоведу ответить на аналогичный вопрос будет несколько труднее. Он, однако, сможет упрекнуть художника в том, что тот недостаточно ясно представляет социальные, политические или этические последствия предложенной трактовки природы.

Значительность упомянутой разницы во взглядах на окружающую природу и жизнь выходит за пределы спора жанров. Различие языковый формы беспокоит нас: два способы мышления, эстетический и правовой, включены в рамки одной проблемы, обозначенной в настоящее время как экологическая. Смогут ли различные системы мышления с достаточной степенью сходства оценить сложившуюся ситуацию; насколько адекватным будет такое восприятие; в каких точках невидимой сети объекта изучения (природы) на гносеологическом, структурном, онтологическом и иных уровнях познания оба типа восприятия максимально сблизятся?

Ответы на подобные вопросы не могут ограничиться простой рекомендацией провести междисциплинарный анализ, поскольку это не устраняет перспективы смешения языков. Только поднявшись на другую ступень, сознание преодолевает данную коллизию: описание происходит на некоем метаязыке, отличном от языков, которые он покрывает собой. Преобразуется и характер проблемы — изменение способа описания не может не сказаться на качестве ее решения.

Метаязык, с помощью которого сознание (субъект) общается с природой (объектом), не является порождением конгломерата различных систем мышления на поздних стадиях их установления, он имманентно существует на протяжении всей истории эстетического и правового сознания, на что указывают факт сходного происхождения от одного корня («культ» — «культура»), а также частые пересечения в пространственных и временны́х координатах.

Где лежит граница между правовым или политическим содержанием и его языковой формой; как провести смысловую грань между политической доктриной и романтической оболочкой, в которую она заключена? В исторической ретроспективе мы намечаем вехи, ориентирующие нас в исследовании, — это тексты, еще оказывающие влияние, тексты, оцениваемые в качестве политических, правовых, литературных источников. В них как бы запечатлены различные формы восприятия природы, ее картина, идеализированная или реальная, место в ней человека и созданных им институтов и ценностей.