С недавних пор в России на государственном уровне реабилитируется понятие «планирование». Ранее оно было отброшено как якобы несовместимое с рынком, притом что не только Франция в середине ХХ в. перешла к обоснованному Ф. Перру государственному «дирижизму», но и самые современные рыночные экономики используют инструментарий стратегического (или «индикативного», «селективного» и т.д.) планирования; а некоторые упоминают его в своих конституциях.

Хотя в России поворот к стратегическому планированию обосновывается в первую очередь экономическими соображениями, имеются и конституционно-правовые аргументы. Так, статья 75.1 Конституции Российской Федерации (далее — Конституция РФ) провозглашает создание условий «для устойчивого экономического роста». Но при чрезвычайно коротком горизонте планирования у отечественного бизнеса (надежный горизонт планирования — всего один год) трудно ожидать серьезных вложений в развитие предприятий, особенно — в высокотехнологичных отраслях с длительным циклом производства и окупаемости. В Конституции РФ также закреплены положения о государственном суверенитете (неотъемлемый элемент которого — экономический суверенитет) и безопасности государства (ст. 4 и ч. 3 ст. 55). Однако реальность говорит о «чрезвычайной, вплоть до угрозы национальной безопасности, зависимости от продукции зарубежных производителей», приметы которой видны в разных сферах и спустя десятилетие после провозглашения курса на «импортозамещение».

При этом одного лишь утверждения долгосрочных «стратегий» и «концепций» оказывается недостаточно. Так, Стратегия-2010 (от 2000 г.) реализована лишь на 36%; Концепция долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 г. (от 2008 г.) «при первых же “капельных” толчках кризиса 2008 г. …дала сбой… даже не успев начать реализовываться… потом о ней просто забыли»^];  Стратегия-2020 (от 2011 г.) реализована лишь на треть, причем «в почти половине направлений, включая стимулирование несырьевого экспорта, не выполнено полностью ни одного пункта; полностью реализовано лишь 6,8% предусмотренных мер, среди которых — неблагоприятное для развития промышленности присоединение к ВТО».

Не решило проблем и принятие Федерального закона от 28 июня 2014 г. № 172-ФЗ «О стратегическом планировании в Российской Федерации» (далее — Закон о стратегическом планировании»). Закон предусмотрел разработку более 30 видов документов стратегического планирования (стратегий, прогнозов и т.д.) на всех трех уровнях публичной власти, а также в отраслевом и территориальном разрезе; изданы соответствующие указы президента. В результате разработано более 60 тысяч различных документов стратегического планирования. Однако многие из них оказались несогласованными между собой, а сами стратегии вызывали обоснованную критику, например тот факт, что «главный вызов и угрозу экономической безопасности разработчики Стратегии-2030 видят не в необходимости ускоренного развития несырьевого сектора российской экономики, производственной экономики, а в “усилении колебаний мировых товарных рынков” и “изменении мирового спроса на энергоресурсы”». Другой пример: в приложенном к Стратегии пространственного развития Российской Федерации до 2025 г. Перечне перспективных экономических специализаций субъектов Российской Федерации у половины регионов первое-второе места заняло... производство автоприцепов. В том числе у Санкт-Петербурга, притом что строительство ледоколов (его традиционная специализация, актуализированная планами освоения Арктики) вообще не упомянуто, наука (еще одна традиционная специализация) стоит на предпоследнем месте, а производство табачных изделий оказалось важнее, чем информатика и связь. Неслучайно эксперты назвали этот документ «абсолютно абсурдным» и предположили, что его для разных регионов «под копирку» писали «команды мошенников».