Преемственность духовного опыта поколений — фундаментальный принцип, определяющий культурное и историческое развитие любой нации. В современном дискурсе такая преемственность рассматривается как ключевой фактор сохранения национальной идентичности, обеспечения стабильности и поступательного развития общества на основе традиций и ценностей, уходящих корнями в историю. В России преемственность духовного опыта занимает особо значимое место, отражаясь в актуальном развитии законодательства. В принятии и разработке новых нормативно-правовых актов прослеживается четкая тенденция, выражающаяся в усилении внимания к вопросам сохранения культурного наследия, защиты исторической памяти и правды, охраны исторических ценностей. Также, возможно, это связано с очередной волной политизации и юридизации прошлого как во всем мире в целом, так и в России в частности. Поэтому в российском общественном и научном дискурсе чаще стали использоваться такие схожие понятия, как «право на правду», «право на истину», «право на историческую правду», «право на историческую память», «право на историческую истину» и т.п.

С точки зрения происхождения данных терминов в русском языке ни «право на историческую правду», ни «право на историческую истину» не содержатся в «Национальном корпусе русского языка» (далее — НКРЯ). Словосочетание «право на истину» имеет довольно долгую историю в русском языке. В вышеуказанном корпусе оно упоминается шесть раз и впервые фиксируется в 1878 г. Интересно то, что оно впервые используется как раз в юридическом значении в судебной речи известного адвоката В.И. Жуковского: «Одно из европейских законодательств восходило в уголовном преследовании этого рода преступлений до смертной казни. Преступление определялось, как противонравственное деяние. Строгость преследования за подлог и обман обусловливалась принципом, в силу которого государство имело право на истину (выделено авторами статьи), — право, обязывающее всякого гражданина, — а потому подлог и обман представлялись особенно гнусными и противообщественными преступлениями». В остальных пяти случаях, зафиксированных в XX–XXI вв., термин «право на истину» используется в религиозном или идеологическом значении. Выражение «право на правду» в НКРЯ тоже фиксируется шесть раз в основном в художественной литературе и носит нравственный или политический характер. В любом случае все имеющиеся в НКРЯ примеры использования выражений «право на истину» и «право на правду» не имеют отношения к the right to truth, используемого в современном международном праве. Этот вывод, помимо НКРЯ, подтверждает статья известного дореволюционного правоведа Я.А. Канторовича, в которой под правом на истину он понимает обязанность правдивости, т.е. «возможность понуждения в случае нарушения этого права». Эту обязанность, по его мнению, нельзя абсолютизировать ни в нравственном, ни в правовом отношении. С точки зрения права существует право на истину, и нарушение этого права подлежит наказанию только в двух случаях: «1) когда ложью причиняется ущерб чьим-нибудь личным или имущественным интересам, охрану которых принимает на себя закон, и 2) когда государство, для достижения своих общественно-правовых целей, нуждается в истине и за получением этой истины обращается к своим гражданам», т.е. право на истину сводится у него к праву принуждения к даче свидетельских показаний в суде.

На современном этапе понятие «право на историческую правду» в отечественной юридической литературе и практике практически не используется. Данное понятие чаще всего фигурирует как красноречивое название для студенческих статей или научных конференций, связанных с защитой исторической правды и/или посвященных празднованию Победы в Великой Отечественной войне.