Формирование регулярной армии, Военно-морского флота, ведение Северной войны, а также активное строительство металлургических и оружейных заводов вкупе с развитием мануфактурной промышленности в эпоху правления первого российского императора обусловили необходимость не только в новых источниках пополнения государственной казны, но и в привлечении дополнительных людских ресурсов, рабочей силы.

Вызванные реформаторской деятельностью Петра Великого изменения во всем российском государстве оказали существенное влияние и на уголовное законодательство. Нововведения проявились не только в системе составов преступлений, но и в системе уголовных наказаний, изменились их форма, характер и цели. В отличие от Уложения 1649 г. царя Алексея Михайловича, законодательство первой четверти XVIII в. предусматривает не только новые способы применения смертной казни (аркебузирование), но и вводит новые виды наказаний: шельмование, арест, а также расширяет перечень и виды телесных наказаний — шпицрутены, кошки, линьки, плети, сечение лозами и др. Однако наиболее ярко государственная политика по отношению к преступникам проявляется в становлении и закреплении такого нового института, как ссылка на каторжные работы. Данный вид наказания выполнял не только карательную, но и экономическую функцию, что отражает специфическое понимание государством целей уголовного преследования того времени.

Примечательно, что в эпоху правления Петра Алексеевича само понятие «каторга» изначально отождествлялось со словами «галея» или «галера» — т.е. гребным (весельным) судном значительных размеров. В словаре Брокгауза и Ефрона термин «галера» раскрывается следующим образом: «итальянск. galia, gallia, англ. galley, немецк. Galeere, шведск. galer, galeja, датск. galei, голл. galey, на языке иллирийцев и далматинцев katorga». В частной и официальной переписке Петра Великого прослеживается аналогичное смешение терминов: он пишет «галея, галеи», следуя голландскому произношению, но при этом использует и иные варианты: «Пожалуй, о каторжных мастерах не забудь», «имя нашей галеры Принципиум». «Каторга моя и прочих». Аналогичная лексическая подвижность наблюдается и у его ближайшего сподвижника — Франца Лефорта, который в обращениях к монарху использует слова «галея» и «каторга» как взаимозаменяемые2. В этой связи представляется уместным согласиться с точкой зрения исследователя С.И. Елагина, согласно которой термины «каторга» и «галера» в рассматриваемый период имели тождественное значение.