В теории права применение закона субсидиарно, по аналогии или с помощью иных правоприменительных технологий не в полной мере относится к устойчивым общепринятым композициям. Тому имеются как объективные, так и субъективные предпосылки. Так, среди первых, поименованных нами способов наиболее значимую роль составляет их сходство на процедурном и сущностном уровнях: в обоих случаях речь идет об отсутствии прямого регулирования ситуации основными нормами, на нее ориентированными, и поиске предписания, подходящего к ней по целевому предназначению и сущности искомого объекта. Среди вторых — не всегда четкие законодательные формулы, обоснования правовой позиции правоприменителя, а также определенные авторские предпочтения в восприятии того или иного правового предписания. Данные констатации дополняются применением разнообразных способов толкования — до такой степени смыслового расширения трактовки понятия или предписания в целом, что приводит к конкуренции акта толкования и собственно нормы права, в том числе и прежде всего на уровне решений высших судов.

Принципиальное же различие вполне очевидно и заключается в том, что аналогия права и закона включается при наличии пробела в законодательстве, а субсидиарное применение нормы другой отраслевой принадлежности обусловлено иными причинами, в частности, соображениями законодателя о разумной экономии нормативного материала, оптимизации законотворчества и законодательства. При этом сложность дифференциации заполнения пробела и конкретизации «недоговоренности» закона, четкого их отграничения предпосылает не только теоретические, но и прикладные трудности распознавания обсуждаемых технологий, поскольку в последнем случае в правоприменительном акте необходимо их квалифицировать со ссылкой не только на норму, обеспечивающую регуляторное «вспомоществование», но и на общие начала соответствующего закона. Ярким примером подобной необходимости служат два автономных предписания из общей части Семейного кодекса РФ (далее — СК РФ): норма ст. 4 СК РФ допускает субсидиарное применение гражданского закона, а ст. 5 — применение его же по аналогии. Подобная автономия технологий, наряду с теоретическими соображениями, является дополнительным аргументом в споре о том, что субсидиарное применение закона не следует рассматривать в качестве межотраслевой аналогии. При этом мы отдаем себе отчет в том, что ссылки на действующий закон не являются необходимым и достаточным аргументом в споре как теоретического, так и прикладного характера: для доктрины они имеют факультативное значение, для практики — существенно более весомое, подкрепленное, однако, профессиональным толкованием. Следует заметить, что означенные технологии в богатстве своего сходства и различия относятся к системе форм и способов «пользовательского» и правоприменительного усмотрения, ключевой предпосылкой которого являются нормы с относительно определенным содержанием, а среди них — прежде всего ситуационные. Именно последние доминируют в семейно-правовой сфере, предопределяют картину административного и судейского усмотрения при разрешении дел с семейным элементом. Это обусловлено яркой спецификой предмета семейно-правового (и смежного) регулирования и соответствующей методологией правового на него воздействия: личным характером социальной связи субъектов, вполне видимой конкуренцией частных и публичных интересов, активным присутствием этических компонентов и др. Именно поэтому применение норм по аналогии и субсидиарно (прежде всего гражданско-правовых) неизбежно изобилует объективными и субъективными прочтениями и ограничениями.