Ликвидационные привилегии являются распространенным и значимым правовым механизмом в инвестиционных сделках в мировой практике, в особенности в рамках венчурного инвестирования, который позволяет инвесторам вернуть вложенные инвестиции при существенном изменении инвестиционных ожиданий. Содержательно ликвидационные привилегии являются собирательным понятием, представляющим совокупность различных по своей правовой природе соглашений, применяющихся в рамках не только ликвидации, но и иных событий (так называемые ликвидационные события). Их суть сводится к предоставлению инвестору права на получение ликвидационной выплаты (денежных средств или эквивалентного имущества), порядок определения которой устанавливается в корпоративном договоре при наступлении ликвидационного события. Так как специального регулирования для них не имеется, то они включаются в корпоративный договор на основании общего принципа свободы договора.

Как правило, в российской практике структурирование ликвидационных привилегий определяется соотношением двух способов: 1) через обязанности сторон корпоративного договора обеспечить (добиться определенного результата за счет своих действий или действий третьих лиц) инвестору ликвидационную выплату или приложить усилия (совершить ряд действий, направленных на достижение определенного результата) по реализации механизма ликвидационных привилегий без отражения конкретных обязанностей; 2) как можно более подробное закрепление в корпоративном договоре конкретных действий, которые должны совершить его стороны для осуществления инвестору ликвидационной выплаты. В этом контексте следует обозначить, что ни один из указанных подходов в настоящий момент не нашел своего подтверждения в рамках судебной практики. Из-за этого на стороне инвестора возникают дополнительные правовые риски с точки зрения возможности принудительной реализации рассматриваемого юридического инструмента.

Представляется, что, несмотря на вышеуказанное обстоятельство, права инвестора в рамках ликвидационных привилегий должны подлежать судебной защите в рамках российской правовой системы, иначе данный правовой механизм попросту теряет свой смысл. На такую необходимость также указывают и положения п. 7 ст. 32.1 Федерального закона от 26 декабря 1995 г. № 208-ФЗ «Об акционерных обществах» (далее — Закон об АО), и предлагаемые проектом изменений аналогичные положения п. 9 ст. 8.1 Федерального закона от 8 февраля 1998 г. № 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» о возможности принудительной защиты прав из корпоративных договоров. Следовательно, неисполнение сторонами своих обязанностей, вытекающих из ликвидационных привилегий, должно считаться нарушением корпоративного договора. По этой причине последствия наступления указанного события не могут строиться по модели возмещения имущественных потерь в контексте ст. 406.1 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее — ГК РФ), так как в этом случае обстоятельства, являющиеся основанием для возмещения, по общему правилу не связаны с нарушением обязательства.

В этой связи представляется важным также обратить внимание, что требование инвестора, вытекающее из неисполнения обозначенной обязанности, по своей правовой природе принципиально отличается от требования самой ликвидационной выплаты. В последнем случае речь идет о регулятивных правоотношениях, устанавливающих порядок взаимодействия сторон корпоративного договора. Первый же случай затрагивает охранительные правоотношения, когда право инвестора было нарушено. То есть обязанное лицо может быть привлечено к ответственности.